Интервью "Иркутские Кулуары"
Наверное, Александр Вертинский очень удивился бы, узнав, какие песни мы сегодня называем шансоном. В его времена всё было по-другому. И похоже Анна Климашевская знает – насколько. И знает, как тогдашнее сделать интересным сейчас. Не искажая изначально существующие идею и образ, Анна извлекает из знакомых песен новый смысл и звучание.
Всё, что я должна сказать…
Прекрасная певица Елена Камбурова сказала однажды: «Я убеждена, что песня — живое существо, летящее во времени и в пространстве. Но в отличие от многих живых существ оно не имеет возраста, а имеет только дату и место рождения. И рождается заново, воскрешается каждый раз, когда голос человеческий, душа человеческая соединяются с ней...». Так оно и есть, и в этом в очередной раз убеждаешься, беседуя с Анной.
- Александр Вертинский, его имя, песни, его поэзия, образ, некоторые факты из личной истории – сегодня это стало уже неким мифом русской культуры, отчасти модным, но от современных реалий таким далеким… Почему ваш исполнительский выбор пал на его песни?
- Я всегда очень любила его слушать. Включая пластинку с характерным для старых записей звучанием, я погружалась с головой в ту эпоху, о которой мы знаем совсем не много, в то особое настроение, которое создают его иронично-печальные песенки... Здесь, говоря «знаем не много», я имею в виду не те исторические факты, которыми в различных интерпретациях изобилуют книги и переписанные в угоду времени учебники. Я говорю о другом: ушла целая эпоха, люди любили, страдали, жили и умирали, но чувства их, их мироощущение было иным, на мой взгляд, отличным от того, что мы имеем на сегодняшний день. Всё было как-то изысканней и глубже что ли... А гений Вертинского служил великолепным зеркалом того времени. «Печальный Пьеро» был не просто отличным поэтом, сочетающим уникальность поэтического языка с даром композитора, он был великолепным актёром. Собственно говоря, именно из актерства, которым Вертинский занимался во многих театриках и театрах, и выросли его песенные концерты. Явление Вертинского всегда было для меня чем-то особенным, магнетическим, тем, что хочется разгадать. Петь его песни долго не решалась, но в какой-то момент подумала, что моя исполнительская задача вовсе не петь голосом или подражать интонациями Вертинского, не изображать грассирующее «эр», а сделать концерт, который условно можно было бы назвать «Мой Вертинский». Ведь действительно, у каждого Он свой. Со временем сложились условия для реализации этой идеи, у меня появились коллеги. Сейчас мне очень помогает мой муж, звукорежиссер Александр Шуберт. В какой-то момент я просто почувствовала, что созрела, но, скажу вам по секрету – (всему свету... (смеётся)) – до сих пор, каждый раз прикасаясь к этому материалу, сомневаюсь, боюсь сделать хуже, потому что у Вертинского каждая эмоция, каждая интонация, была выверена до мелочей. Но если с таким настроением ко всему подходить, сами понимаете — ничего хорошего не выйдет. Поэтому после «я боюсь», делаю глубокий вдох, стараюсь забыть, кто я и что я, и просто начинаю петь, не задумываясь о последствиях (смеётся).
- Трудно представить себе, что кто-то ещё не слышал имени Вертинского. За последние 20 лет в России о нём были опубликованы сотни статьей, издано несколько книг разных авторов, переиздана ранняя книга воспоминаний певца «25 лет без Родины», увидел, наконец, свет последний его труд «Дорогой длинною». Удивительная судьба Вертинского была темой нескольких кинофильмов, театральных спектаклей и большого количества радио- и телевизионных передач. Лидия Владимировна Вертинская, его жена, в своей книге "Синяя птица любви" собрала почти все сохранившиеся письма артиста, те, которые он писал ей в Шанхае и те, которые после возвращения на Родину присылал из различных уголков страны. Имя Вертинского обросло множеством легенд. А каков ваш Вертинский?
- У меня нет какого-то собственного мифа о нём, и я стараюсь этот миф не взращивать, хотя бы потому, что субъективность ничего не добавляет к настоящему Вертинскому, который жив в своих песнях. Я просто уверена в том, что пока этого замечательного автора будут петь – его будут знать и слушать, и его будут любить. Вот послушайте.... Как вы думаете, кто теперь Так чувствует и Так выражает свои мысли?
«Я люблю Вас, моя сероглазочка,
Золотая ошибка моя!
Вы - вечерняя жуткая сказочка,
Вы - цветок из картины Гойя.
Я люблю Ваши пальцы старинные
Католических строгих мадонн,
Ваши волосы сказочно-длинные
И надменно-ленивый поклон...»
А это, на мой взгляд, очень важно — КАК....ведь всё состоит из мелочей, из деталей, всё внутри нас утончённо и изысканно, во всяком случае, очень хочется в это верить. Всё не так, как поётся в одной песенке (приведу первое, что пришло на ум, прошу прощения): «Я тебя слепила из того что было, а потом что было, то и полюбила...» Что это?! Да, и в первом и во втором случае присутствует ирония, но только слепо-глухо-немой не увидит разницы. Как говорил, Царство ему Небесное, Олег Янковский устами Барона Мюнхгаузена: «Ну, не идиоты же мы все!»
Или вот из «Палестинского танго»:
«...И в том краю, где нет ни бурь, ни битвы,
Где с неба льется золотая лень,
Еще поют какие-то молитвы,
Встречая ласковый и тихий Божий день.
И люди там застенчивы и мудры.
И небо там, как синее стекло.
И мне, уставшему от лжи и пудры,
Мне было с ними тихо и светло...»
Где они, застенчивые и мудрые?!!! Да, именно в таком редком сочетании. Не сомневаюсь, что они есть! Вы можете себе представить, как бы выглядела наша Страна, если бы у руля стояли Такие люди, обладающие Таким редким даром — быть мудрыми и одновременно скромными? А именно им следует быть таковыми, ведь хороший пример заразителен, гораздо в большей степени, чем плохой...
- А какие из огромного количества написанных Вертинским песен вы выбрали для исполнения, по какому принципу вы действуете, если таковой имеется?
- Ну, во-первых, я не руководствуюсь тем, от лица кого написана эта песня, женщины или мужчины. Это совсем не важно. А некоторые спрашивают меня с удивлением «но ведь это мужская песня!» Мне же доставляет большое удовольствие спеть «Как хорошо без женщин и без фраз, без горьких слов и сладких поцелуев, без этих милых, слишком честных глаз, которые вам лгут и вас ещё ревнуют!» В этом столько иронии и самоиронии, что пол здесь не важен вовсе. Во-вторых, несмотря на то, что нельзя объять необъятное, я стараюсь петь песни как из раннего, так и из позднего его репертуара, как песни его собственного сочинения, так и песни, написанные им на стихи других авторов. К сожалению, на долю Александра Николаевича выпало много боли и лишений, и вынужденную разлуку с Родиной он переживал очень остро. А вернувшись назад, сказал: «...я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и друзей и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него «авосечная», а ты— хоть сдохни— ему наплевать! Ты посмотри эту историю со Сталиным. Всё фальшиво, подло, неверно. На съезде Хрущев сказал: «Почтим вставанием память 17 миллионов человек, замученных в лагерях». Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за «ошибки» всей этой сволочи?! И доколе будут измываться над нашей Родиной? Доколе?» Те же вопросы звучат и сейчас и, по большому счёту, ответа так и не последовало... Наоборот, слышны призывы «забудем былое и всё напишем набело». Ну, не бывает так, даже в сказках, не бывает!
- Анна, я знаю, что вы выступали с концертами в Германии. Как вас там принимали?
- Да, действительно, несколько раз я ездила с концертами по Германии. Как ни странно, было много немецкой публики, а русских можно было по пальцам перечесть. Мы изготовили буклеты с переводом текстов на немецкий язык, чтобы всем был понятен смысл песен (ведь, как известно, именно в русской песне ведущую нагрузку несёт на себе текст). Программа состояла из двух отделений — в первом звучали романсы, как старинные, так и современные. Во втором — песни Вертинского. И, как ни странно, больший отклик получил «залп второго орудия». Зрители были в восторге от мелодичности песен неизвестного им русского автора, как мне говорили многие, это не просто песня — это театр. Я думаю именно потому, что все это изначально было заключено в первоисточнике. Его песни это театр с большой буквы!
- Насколько мне известно, летом теперь уже прошлого года вы приступили к записи альбома песен Александра Вертинского. Время пришло, как говорится?
- Да, оно пришло, наконец, причём идея возникла спонтанно, никто не планировал и не вынашивал её долгие годы. Процесс записи мы начали как бы с чистого листа. К счастью, в проекте согласился принять участие замечательный пианист, наш земляк, теперь живущий и работающий в Москве, Александр Романов. Благодаря ему песни приобрели особенное, очень интересное, на мой взгляд, звучание. Сашину помощь невозможно переоценить. Далее, мы просто подключали всё наше творческое воображение и решили ни в коем случае не ограничивать себя в средствах выражения, например - должны звучать не только фортепиано и гитара. Будет там и аккордеон, и дудук, и даже музыкальная шкатулка! Большую часть песен записали в Москве, но процесс продолжается и по сей день, мы пробуем разные инструменты, иногда рисуя совершенно новые звуковые картины. Осталось, я надеюсь, совсем чуть-чуть...
- У вашего альбома уже есть название?
- Альбом выйдет в конце января, и будет называться «Дорогая пропажа», это название одной из песен Вертинского, так же включённой в альбом. Выбирая такое имя, мы хотели подчеркнуть идею о том, что его уход со сцены не восполним. Конечно, «свято место пусто не бывает», но второго Вертинского всё-таки нет и не будет. А наша задача сделать так чтобы его музыка жила, и чтобы те, кто родился всего лет 15-20 назад, захотели, однажды услышав его песню, дослушать её до конца и включить следующую. Здесь вспоминаются слова Нодара Думбадзе из его «Закона Вечности» (очень люблю эту книгу): «Суть этого закона заключается в том, что душа человека во сто крат тяжелее его тела. Она настолько тяжела, что один человек не в силах нести её. И потому мы, люди, пока живы, должны стараться помочь друг другу, стараться обессмертить души друг друга: вы мою, я – другого, другой – третьего, и так далее до бесконечности. Дабы смерть человека не обрекала нас на одиночество в жизни».
Юлия Коваль,
г. Олбани, штат Нью-Йорк, США,
специально для «Иркутских кулуаров»
